Можно ли сожалеть о гибели Николая II, помня убитых им ворон?

Boris Paleev написал(а) к All в Jul 18 16:32:30 по местному времени:

Нello All!


Деловая газета "Взгляд"
https://vz.ru/opinions/2018/7/23/933795.html

Можно ли сожалеть о гибели Николая II, помня убитых им ворон?
Андрей Тесля
кандидат философских наук

23 июля 2018, 14::19
Фото: facebook.com/LibAccessMCR



"Студенты университета Манчестера стерли со стены здания учебного заведения стихотворение Редьярда Киплинга "Если", обвинив поэта в расизме", - сообщает BBC.

Сама по себе история не особенно интересна. Молодость - тот возраст, когда много наивности и мало опыта, а эта комбинация сама по себе способствует радикализму, ведь компромиссам учишься, либо поотбив бока и становясь осторожным, либо наблюдая за самим собой и замечая, как меняются собственные взгляды, как то, что некогда казалось очевидным, перестает быть таковым, как то, что было предельно актуальным, оказывается безразличным или во всяком случае не вызывающим прежнего интереса и т.д.

Молодость - это еще и постоянная оглядка на других. Ведь это время, когда простраивается образ собственного я, когда внутренний наблюдатель и внутренняя инстанция оценки еще не сформированы до конца и предельно важно, что говорят о тебе другие, как ты выглядишь в их глазах. И, следовательно, важно обращать на себя внимание. Яркий жест, поступок позволяют привлечь к себе внимание, заставить говорить о себе, следовательно, придают реальность твоему существованию.

Молодые люди хотели привлечь к себе внимание и добились своего. Стерли стихотворение Киплинга, написали вместо него "стихотворение "Я поднимаюсь" американской поэтессы и гражданской активистки Майи Энджелоу". Председательница студенческого совета Сара Хан дает комментарии своей акции - и теперь о ней на 15 минут знают даже те, кто ранее не знал и о существовании Майи Энджелоу.

А вот в аргументации Сары Хан интересного и симптоматичного гораздо больше - прежде всего само стертое стихотворение возражений и возмущения не вызвало. Причиной его уничтожения стали взгляды автора.

Госпожа Хан заявила: "Мы считаем, что Киплинг являет собой все прямо противоположное свободе, освобождению и правам человека. Всему тому, за что мы выступаем как студенческий совет". На взгляд председательницы студенческого совета, человека подобных взглядов недопустимо "рекламировать", а воспроизведение стихотворения его авторства, следовательно, расценивается именно как реклама.

Проблема, которая здесь обнаруживается, заключается в том, что "рекламируемым" в этой оптике выступает Киплинг - как человек и как автор, взятый целиком. Публичное размещение его конкретного стихотворения, не вызывающего никаких претензий со стороны студентов своим содержанием, рекламирует Киплинга. Тот является человеком, по мнению инициативных студентов, разделявшим и выражавшим - в других своих текстах - неприемлемые взгляды.

В этой трактовке автор сливается со своими произведениями в единое и нечленимое целое - так что, восхищаясь или воодушевляясь конкретным стихотворением, мы тем самым до некоторой степени распространяем свое восхищение и на все остальные тексты, и на весь круг идей, на всю личность автора.

Сто лет филологии, разводившей текст и автора и даже успевшей более полусотни лет назад провозгласить "смерть автора", оказались бесплодны: текст есть лишь плод души автора, и коли последняя дурна, то остается отвергнуть и тот из плодов, который с виду прекрасен.

Не касаясь того, насколько оценка взглядов Киплинга со стороны манчестерских студентов верна, отмечу иное. Киплингу ставится в вину то, что его взгляды - взгляды, принадлежащие давно умершему человеку, жившему в мире, совершенно несхожем с современным - не соответствуют тем, которые ныне считаются надлежащими.

Удивительно, но то же самое можно сказать практически о любом авторе прошлого. Уже в силу того, что он жил в прошлом, когда существовали иные представления о реальности и о том, как надлежит поступать, в силу того, что он разделял предрассудки своего времени или обладал своими собственными.

Так, Чарльз Дарвин в своих последних работах высказывался вполне определенно в духе иерархии разных рас, и считать многие из социал-дарвинистских суждений лишь извращением идей великого биолога не получится. Гегель, например, был едва ли не в ужасе от реформы избирательного права в Британии в 1831 г., расширившей число избирателей, полагая, что она повлечет за собой падение существующего порядка.

Представления Толстого или Фета о надлежащем положении женщин в обществе, увы, явно не соответствуют тому, что ныне можно высказать в приличном обществе.

Верещагин прославляет цивилизаторскую миссию Российской империи в Азии, причем делает это как в молодые годы, так и в старости. Вопросы расового подбора и не следует ли по меньшей мере кастрировать и стерилизовать своих "неполноценных", дабы они не наносили биологического урона, вполне обстоятельно дискутируются не только в журналах, но и на научных конгрессах конца XIX столетия.

В этом нет ничего удивительного: взгляды и суждения меняются, причем достаточно быстро. То, что было приемлемо еще несколько десятилетий назад, за это время успело сделаться нетерпимым - и, напротив, недавно неприемлемое стало частью повседневности.

Молодости свойственно представлять современность единственно возможной, актуальная оценка представляется вневременной. И только потом обнаруживается, что актуальность изменчива.

Но здесь значим и другой вопрос: а кто достоин прославления?

Можно ли, например, ставить или сохранять монумент Черчиллю, зная не только его образ жизни, но и его взгляды что на империализм, что на женское равноправие, что на положение рабочих? Можно ли почитать Пушкина, крепостника, аристократа, презиравшего выбивавшихся вверх "без роду и племени" и смевших считать себя ровней ему, столбовому дворянину?

Можно ли не то что почитать, а хотя бы сожалеть публично о гибели Николая II, помня убитых им ворон? А если можно, то в каких именно пределах?

Примеры прошлого демонстрируют по крайней мере одно очень банальное и при этом нередко забываемое обстоятельство: люди, и величайшие здесь не исключение, не только живут в своем времени и несут его черты, но при этом являются людьми, то есть не идеальны. Они любят и ненавидят - и ненавидят не то, что ныне положено, равно как и любят иногда то, что сейчас представляется странным. Они потакают своим слабостям и обрушиваются на слабости других, они слепы к тому, что нам представляется очевидным. Но при этом могут видеть то, что мы без их помощи увидеть неспособны. Могут научить нас или одарить прекрасным и возвышенным - как тот же Киплинг, а осудить его может любой прохожий, этой ценой купив ощущение собственного морального превосходства.

Кажется, здесь мы возвращаемся к исходному - к радикализму суждений, который естественно пытается проявиться в радикализме поступков. И под каким именно лозунгом он выступает - совершенно второстепенно или, точнее, обусловлено лишь местом и временем. С тем же юношеским задором при других представлениях о дозволенном и желаемом можно было бы бороться против допущения в стены университетов студентов не с тем цветом кожи или притязаний женщин на высшее образование.




Best regards, Boris

--- Ручка шариковая, цена 1.1.5-021027