#1
|
|||
|
|||
[3/4] Дмитрий Юрьев. Постлиберализм и конец свободы
Boris Paleev написал(а) к All в Feb 22 21:18:14 по местному времени:
Нello All! Либерализм как убийца либерализма Собственно, это не ново - точно так же добивался своих целей либерализм в XIX веке. Французская революция продолжила многолетний непрерывный процесс эскалации недовольства в общественном мнении образованной части всех сословий и, можно сказать, стала грязным кровавым воплощением в реальности прекраснодушных мечтаний "друзей народа". Диктатура общественного мнения, которое очень быстро суживается до примитива и становится единственно верным, первоначально провозглашает себя восстанием против тиранов, и очень скоро, на гребне безграничного негодования против старого режима, перехлестывает своей тиранией самые мрачные проявления предыдущей. Раскачка Российской Империи, начавшаяся - в слабой форме, без организационных возможностей, в исключительно узком кругу - в первой половине XIX века, подошла к реформам Александра II в хорошей степени готовности. Начавшаяся "перестройка" подстегнула либеральные настроения в дворянско-интеллигентской среде и постеанно они стали доминировать, и тут же проявились и вышли на первый план "новые люди" - революционеры, поспешившие обвинить либералов в слабости и отступничестве от идеалов. На смену профессорам пришли вдохновленные ими радикалы (и даже террористы), на смену Белинскому и Грановскому - Нечаев и "первомартовцы". Первомартовцев повесили, Нечаева посадили и пока - оставалось еще время до конца века - на стороне Государства Российского и его традиций твердо стоял мощный политический блок - власть, Церковь, спецслужбы, армия, высшие сословия, православный русский люд. Но вовсе не анекдотичный "унутренний враг"1 , а токсичное либеральное общественное мнение, поселившееся в головах у хороших (без шуток) лиц русской общественности, установило над умами и душами большинства образованных людей жесточайший контроль, попав под который, Николай Лесков назвал происходящее "клеветническим террором в либеральном вкусе". Опасность и непреодолимость либерального террора вовсе не в тоне, ярости и агрессии. Лесков, рассуждая о либеральной аксиоме: "Если ты не с нами, то ты подлец!.. - А если вы обидитесь, что вас назовут подлецом, ну, так вдобавок вы еще "тупоумный глупец и дрянной пошляк"", - фиксирует: именно под воздействием таких воззрений "слагаются репутации многих или почти всех общественных деятелей" [9, с. 77]. Добавим: далеко за пределами собственно либеральной клаки, в том числе в сообществе людей, не придерживающихся либеральных взглядов. Характерен, кстати, тон Лескова в процитированной статье "Деспотизм либералов" - тон немного оправдывающийся, тон обороны, а не нападения, обороны, которая так и не смогла защитить Лескова от сокрушительного действия либерального террора и его влияния на литературную судьбу и репутацию великого писателя. Поразительным свидетельством действенности либерального террора даже в кругу "вождей" русского антилиберального дискурса может служить зарисовка из дневника Александра Суворина. Вскоре после теракта в Зимнем дворце (февраль 1880 года), когда бомба Степана Халтурина, заложенная для цареубийства, уничтожила 11 героев русскотурецкой войны, несших караул во дворце, Суворин зашел в гости к Достоевскому и между ними произошел следующий разговор. "Представьте себе, - начал Достоевский, - что мы с вами стоим у окон магазина... Около нас стоит человек... Вдруг поспешно подходит к нему другой человек и говорит: "Сейчас Зимний дворец будет взорван. Я завел машину"... Представьте себе, что мы это слышим... Пошли ли бы мы в Зимний дворец предупредить о взрыве или обратились ли к полиции, к городовому, чтоб он арестовал этих людей? Вы пошли бы? - Нет, не пошел бы. - И я бы не пошел. Почему? Ведь это ужас... Я... обдумал причины, которые мне не позволяли бы это сделать. Эти причины прямо ничтожные. Просто - боязнь прослыть доносчиком. Я представлял себе, как я приду, как на меня посмотрят, как меня станут расспрашивать, делать очные ставки, пожалуй, предложат награду, а то заподозрят в сообщничестве. Напечатают: Достоевский указал на преступников... Мне бы либералы не простили. Они измучили бы меня, довели бы до отчаяния. Разве это нормально? У нас все ненормально... и никто не знает, как ему поступить не только в самых трудных обстоятельствах, но и в самых простых". Еще раз заметим - и Достоевский в 1880 году, и Лесков в начале 1860-х говорят именно о либералах, хотя уже вовсю бушуют "народники", названные впоследствии революционными демократами. Массовое сознание не имеет внутренних границ, и удобренная либерализмом информационная почва дала силу для бурного роста радикальных настроений. Буквально с первых дней последнего русского царствования либеральный дискурс превратился в доминирующий (хотя и не разделялся большинством). За семнадцать лет XX века в российском обществе воцарилась идеологическая монополия "левизны", в рамках которой чистый либерализм был вытеснен на задворки, и к началу революции 1917 года правые силы в России полностью утратили политическую инициативу. Когда большевики пришли к власти, слово "либерализм" они употребляли исключительно как ругательство или уголовное обвинение. Система взглядов большевиков - радикальная тоталитарная секта с марксистским словарем - хотя и вырастала из либеральной идеологической почвы, но ушла очень далеко. Но что осталось неизменным, так это деспотия правоты, клеветнический терроризм фанатиков "добра и правды против зла и тиранов", их твердый и прямой путь от Вольтера до Вольтера - от "Я не разделяю ваши убеждения, но готов жизнь отдать за то, чтобы вы могли их свободно высказывать" до "Раздавите гадину!"1 . И очень скоро недавняя моральная диктатура превратилась в обычную кровавую тиранию государственной (точнее, номенклатурно-партийной) власти, которая оставила за собой с романтических времен гласности функцию полиции мысли (а также эмоций, морали и бытового поведения), превзойдя при этом в государственном насилии всех предшествовавших ей "псов и палачей". По подобному пути, только на совершенно новом уровне, широко шагает сейчас западный либерализм. Хотя слова могут быть разные - неолиберализм, постлиберализм, гуманизм, трансгуманизм, wokeism и пр., - суть одна, и к этой сути слово "либерализм" прилеплено клеем "текущий момент". Все колоссальные достижения западной цивилизации, огромные деньги, сверхмощная экономика - все поставлено сегодня на службу современному либеральному криптототалитаризму, главной задачей которого становится перманентное и неограниченное управление личным пространством человека вплоть до полного упразднения этого личного пространства и тотального расчеловечивания. Резкие и кажущиеся чрезмерными обвинения либерального мейнстрима в содомском грехе и пропаганде извращений (Гейропа и т.д.) на самом деле не вполне адекватны. На деле всё намного хуже: под запрет попадают не абстрактные "духовные скрепы", но совершенно конкретные функции человеческой жизни, обусловленные биологией и историей, в том числе репродуктивная (прогноз писателя Мишеля Уэльбека: она сведется к сочетанию онанизма с ЭКО). Стигматизируются семья, общественные институты, традиции, опровергается само существование всякой половой разницы, более того, сама мысль о двуполости homo sapiens объявляется преступной. Западная цивилизация в лице своих интеллектуалов очень любила (в золотые времена XX века) именовать себя иудеохристианской. Сегодня религии "подавляющих меньшинств" - ислам, буддизм, нью-эйдж и пастафарианство - подлежат либеральной защите. В отношении иудаизма (религии) традиционная для либералов юдофилия уже почти не работает: западные либералы, в том числе и евреи, - это, как правило, пропалестински настроенные атеисты, и само понятие "религиозные евреи" для них звучит плохо. А уж христианство (настоящее, без гомосвященства и богоотступничества) - это полный харам: оно приравнено к расизму, сексизму, гетеросексуальности и прочим преступлениям против либеральной человечности, поставленным вне закона и заслуживающим бессудной расправы. Цветистые словесныеформулы-обзывалки, напоминающие о советской пропаганде памятных тридцать седьмых годов (про "раздавите гадину", про право-левацких шпионотроцкистско-японских агентов гитлеровского фашизма), составляют суть современного глобального новояза. Сами по себе политические ругательства без цепочек истерических эпитетов как бы потеряли соль и требуют постоянной "досолки". Если фашизм, то чудовищный. Если сексизм, то шовинистический и свинский. Если популизм, то нацистский и расистский. А если Трамп, то отвратительный сексист, омерзительный ксенофоб и брутальный идиот. Иначе не считается. "Закон Годвина" становится чрезвычайным законом и приобретает обязательную силу: "к Гитлеру" теперь необходимо сводить любой разговор с тем, кто посмеет усомниться хотя бы в одной буквице либерального дискурса (Джоан Роулинг тому свидетель). Так что "фашизм", к которому можно свести что угодно, есть кому останавливать. Навстречу ему антифашизм шагает по планете. Только вот возникает дикий вопрос: а кто из них более фашизм? В отличие от фашизма с его формальными - расистскими - критериями, разрешающими от совести, тоталитарный "антифашизм" XXI века отдает право отделять людей от недолюдей не Главному управлению СС по вопросам расы, как при Гитлере, а "коллективному бессознательному" цивилизованных гендерфлюидов с хорошими лицами. Пропуск в Освенцим выписывает не рейхсфюрер или имам, а любой идиот - тот, кто первым вскочил с безумным криком "Me too!" - да хотя бы просто "Ату!". А страшное, несмываемое клеймо "жид" (или "ниггер") заменяет визг толпы: "Это аморально! Они плохие!". А значит, для предстоящей "работы адовой" круг претендентов на окончательное решение своего вопроса становится все шире и шире. Их может быть больше, чем евреев. Больше, чем негров. Чем русских. Чем арабов. Чем китайцев. Потому что вопрос - открытый. Мало ли кто окажется белой нацистской гомофобной цисгендерной свиньей? Мало ли кто выйдет на улицы - как в европейских городах - огромной экстремистской толпой, расистским образом требуя зачем-то защитить себя от убийств и изнасилований, не имеющих ни религии, ни национальности? Поэтому кто угодно может оказаться. И вместо еврейского вопроса может быть поставлен вопрос о решении общечеловеческого вопроса. Здесь мы возвращаемся к сетевой моральной диктатуре. Остается ли она сетевой, морально-интеллектуальной, не институционализированной? Вряд ли. Объем работы растет неудержимо, романтического энтузиазма не хватает, а на смену комиссарам в пыльных шлемах (ленинской гвардии) пора уже прийти, как это бывало в истории, нормальным классово близким мясникам-исполнителям. Предвестники огосударствления wokeism'а налицо в США, где моральное насилие над избирателями (расистами, сексистами и цисгендерными трампомразями) было мгновенно дополнено фальсификациями, на фоне которых меркнут любые наши 146 процентов, причем под эти демократические технологии уже подстраивают законодательство о выборах. Но, конечно, времена меняются, и сегодняшние технологии власти не нуждаются ни в публичной диктатуре с культом личности, ни в анонимной диктатуре (как с неизвестными отцами в "Обитаемом острове" Стругацких). Речь теперь может идти о криптотирании, о сетевой системе надгосударственной власти (привет, конспирологи!), отрицающей свое существование и создающей иллюзию стихийной саморегуляции общества (как в "Эдеме" Станислава Лема). И, возвращаясь к Оруэллу, этот гипотетический мир, если он реализуется, будет отличаться от самых жестоких существующих режимов. Но совпадать при этом с Оруэллом и с другими классическими антиутопиями XX века - "Дивным новым миром" Хаксли и "Мы" Замятина - в тотальной безысходности, в непреодолимости. Потому что у любого, даже самого жестокого и всевластного, диктатора, есть границы, потому что бороться - идя на победу или на смерть - можно с персонифицированным злом. Нельзя бороться с запрограммированными с помощью новояза мозгами, с внесудебными решениями, не подлежащими апелляции (еще один литературный аналог - "Процесс" Кафки), со всем тем, что не управляет твоей волей, а попросту подменяет ее пустотой. И еще - невозможно вообразить ничего, что бы до такой степени радикально противоречило главной либеральной идее - той "самоочевидной истине", провозглашенной в 1776 году отцами-основателями США, "что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемым правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью". Best regards, Boris --- Ручка шариковая, цена 1.1.5-021027 |