(2/3) Права человеков

Boris Paleev написал(а) к All в May 18 19:27:18 по местному времени:

Нello All!

Нюрнбергские расовые законы

и Нюрнбергский трибунал

Так на смену "воле партии" приходит воля чужого мнения, чужой и чуждой идеологии. Одни химеры заменяются другими, более модными, отражающими "существо текущего момента", "господствующий в мире тренд".

Следует подчеркнуть, что в идеологии либерализма государство оказывается втиснутым в жёсткие рамки конституционных обязанностей по отношению к гражданину, в то время как гражданин наделяется по отношению к государству исключительной конституционной свободой. Примером этому может служить идеология Основного Закона ФРГ.

Доктрине правового государства, воспринятой Конституцией РФ, присуща противоречивая и парадоксальная двойственность, заключающаяся в том, что она рассматривает государство, с одной стороны, в качестве носителя и гаранта свободы индивида, а с другой - в качестве её потенциального нарушителя. Более того, как отмечают известные конституционалисты Германии, на высшем правовом уровне исходят из некой изначальной "виновности" государства по отношению к индивиду, средством защиты от которой становятся "права человека".

Тем самым государство предстаёт в либеральной теории не в качестве формы бытия народа в истории, его самоорганизации, а в качестве внешнего, потенциально и актуально враждебного человеку правового института, нуждающегося во всемерном ограничении. Правовое же государство предстаёт в образе института, защищающего человека от государства же, то есть от себя самого.

Излишне говорить о том, что исповедуй наши пращуры подобную идеологию, никакой России в мире просто не было бы. Да и не только России. Естественно-правовое обоснование конституционализма характерно для работ ведущих теоретиков отечественного конституционализма: М. В. Баглая, Е. А. Лукашевой и др.12.

Как отмечает Елена Лукашева, "в Конституции РФ проводится надпозитивная естественно-правовая концепция прав человека, выраженная в п. 2 ст. 17: "Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат ему от рождения". Это означает признание и законодательное закрепление естественных прав человека, принадлежащих ему как представителю человеческого рода"13.

Юридической теорией, в которой воплощается идеология прав человека, является, само собой разумеется, "теория естественного права".

Показательна в этой связи история послевоенного конституционализма в ФРГ. Его адепты отрицают позитивистский подход к идее основных прав, и в то же время избегают апелляций к "естественному праву" и уж тем более христианскому вероучению при обосновании идеи неотъемлемых основных прав личности, независимых от воли государства.

Для теоретиков права и государства послевоенной Западной Германии, использовавших до войны доктрину "естественного права" для оправдания так называемых Нюрнбергских расовых законов и претензий на расширение "жизненного пространства рейха" и прошедших унизительное чистилище денацификации, апелляция к естественному праву становилась невозможной по одним лишь политическим причинам. Память о довоенных апелляциях к естественному праву была свежа. Но и от позитивистского обоснования прав человека - "основных прав" - тоже приходилось открещиваться: те же Нюрнбергские (равно как и прочие) законы были вполне легальны и, с точки зрения юридического позитивизма, безупречны.

В итоге получалось, что и "естественное право", и юридический позитивизм для обоснования идеи прав человека явно не годились - дабы не вызывать опасных аллюзий.

Выход из возникающей коллизии теоретики конституционализма ФРГ узрели в придании основным правам статуса "философско-правовой ценности" наивысшего порядка.

Однако попытка обосновать права человека в качестве высшей ценности тоже таит в себе "семя тли". Ещё Ницше показал всю проблематичность философии ценностей, которые, как известно, имеют свою судьбу. На всю проблематичность интерпретации прав человека в качестве непреходящих ценностей обращал внимание один из крупнейших теоретиков XX века Карл Шмитт.

Если рассматривать основные права как ценности, рассуждал К. Шмитт, то сразу же возникает вопрос о том, почему эти ценности (равенство, свобода мнений и т. д.) должны рассматриваться в качестве таковых лишь по отношению к государству? Логично было бы распространить такое отношение к ним и на правоотношения, возникающие между гражданами.

К этому высказыванию немецкого теоретика нелишне было бы дать подробный комментарий для отечественного читателя. Для читателя немецкого то был прозрачный намёк на некие деликатные и неудобосказуемые обстоятельства, из анализа которых можно было сделать один совершенно не вписывающийся в идеологию либерализма вывод: "Угроза человеку и его правам может исходить не только от государства, но и от "гражданского общества".

"Дело Люта"

Ярким примером тому может стать "Дело Люта", рассмотренное в 1958 году в Конституционном суде ФРГ.

Предыстория такова. В 1940 году режиссёр Файт Харлан снял фильм "Еврей Зюсс" по роману Лиона Фейхтвангера. Фильм многие сочли "антисемитским". После войны маховик денацификации был раскручен, и в 1949 году "Еврей Зюсс" был признан судом ФРГ "антисемитским" и запрещён к показу. Режиссёра Харлана с 1945 по 1947 год несколько раз арестовывали и отпускали.

Измочаленный судебными преследованиями, Харлан всё же снял в 1951 году фильм по новелле "Поглощение водами" классика немецкой литературы Теодора Шторма. Фильм был об истории возлюбленной пары в XIX веке. Никакой привязки к политике. Однако директор пресс-бюро Гамбургского сената писатель Эрих Лют в открытом письме призвал владельцев гамбургских кинотеатров бойкотировать прокат киноленты. Билеты на сеанс было не купить - все подходы к кассам контролировали крепкие парни. И немцев взорвало: "Уже и фильм про любовь посмотреть нельзя!".

Харлан обратился в окружной суд Гамбурга, и тот вынес решение в его пользу, объявив призывы к бойкоту фильма и блокаду кинотеатров незаконными. Но Лют и те, кто за ним, безусловно, стоял, не успокоился и подал жалобу на Гамбургский окружной суд в Конституционный суд ФРГ, мотивируя иск тем, что государство в лице Гамбургского окружного суда грубо нарушило "права человека". А именно, "свободу слова" в соответствии с абзацем 1 статьи 5 Основного Закона. Между строк же искового заявления читалось: "Окружной суд выступил в защиту режиссёра, снявшего двадцать лет назад антисемитский фильм".

Всё происходило в соответствии с конституционно-правовыми нормами: Харлан защищал свои права от посягательств частного лица в суде общей компетенции, а Лют оборонял "основные права человека" от государства в суде конституционном. И случилось чудо: господа из Федерального конституционного суда вынесли вердикт в пользу Люта. Тем самым был создан прецедент, нарушающий все основы конституционного строя как "объективного ценностного строя".

В своем решении ФКС не только подчеркнул особенную важность свободы слова в демократическом государстве, но и подтвердил факт нарушения этого конституционного права судом при решении гражданско-правового спора. Суд подтвердил, что конституционные права человека и гражданина рассчитаны в первую очередь на их ограждение от противоправных действий государственной власти. Но с другой стороны, они представляют собой "систему объективных ценностей", которая "распространяется и на частное право". А это выражается в толковании законов в соответствии с конституционными ценностями, а равно с конституционными правами и свободами человека и гражданина.

ФКС является высшей инстанцией в толковании Основного Закона Германии, а потому жаловаться Харлану было уже некуда. А германские конституционалисты до сих пор спорят о том, было ли "Дело Люта" необходимым исключением из теории и практики конституционализма, продиктованным исключительностью обстоятельств, либо оно создало опасный прецедент.

После всего этого становится особо ценным и значимым тезис К. Шмитта о том, что "у ценности своя собственная логика"14.

А вот пример из нашей жизни, приведённый в дневниковой записи 1 апреля 1906 года Душаном Маковицким, секретарём и врачом Льва Толстого. "Стахович рассказал про мужика, вернувшегося из Москвы, где работал. Ходил на митинги, "а то заметят, что не ходишь". Стоял. "Оратели - им-то легко орать, они сменные, а нам стоять и слушать не то. Когда закричали: "Долой самодержавие!", - тогда полегчало. Знал, можно домой". Этот рассказ рисует положение"15.

Так "гражданское общество" вынуждало русского человека ходить на антиправительственные мероприятия - "принуждало его быть свободным" (если пользоваться знаменитой формулировкой Руссо). Разумеется, "для его же пользы".

Гражданское общество и тирания ценностей

Одной из важнейших "гарантий" соблюдения прав человека и принципов правовой государственности либерализм объявляет наличие "гражданского общества", способного противостоять попыткам государства нарушить права человека. Но кто в таком случае защитит человека и его права от агрессивного гражданского общества?

У либерализма явно не сходятся концы с концами.

Кроме того, как предостерегал Карл Шмитт, "если мы будем рассматривать конституционные нормы в качестве выражения некой системы ценностей или придадим им естественно-правовой статус (поскольку речь идёт об основных правах), то неизбежным следствием этого, ценой, которую следовало бы за это уплатить, стало бы обесценивание текста и понятийной структуры конституции"16.

В своей работе под многозначительным названием "Тирания ценностей" он подчёркивал, что "облечённая в субъективность свобода подменяется объективностью ценностей, являющейся объективностью лишь по видимости. Ибо тот, кто ссылается на ценности, не может ничего противопоставить стремлению к переоценке, дискредитации или сомнению в той или иной ценности"17.

Действительно, если та или иная норма всего лишь "ценность", то для кого-то она может служить императивом, а для кого-то, сомневающегося в существовании или смысле данной ценности, нет. А вот правовая норма обязательна к исполнению, считаем мы её ценностью, или нет.

И что мешает суверену пересмотреть статус этих норм-ценностей, и существуют ли для этого непроходимые преграды? Это обоснование принципов-ценностей и становится, по Шмитту, слабейшим звеном такой версии прав человека.

Конечно, продолжает Шмитт, можно было бы рассматривать конституционные нормы в качестве выражения "системы ценностей" или "естественно-правовой системы" (поскольку речь идёт об основных правах). Обретаем же мы в итоге ценности "позитивного" и "над-позитивного" свойства, для сомнения в стабилизирующей роли которых опыт последних десятилетий (причём не только Германии) даёт немало поводов"18.

Отметим в связи с этим, что в своей работе Шмитт, быть может, даже против своей воли, показал невозможность построения онтологии ценностей в рамках безрелигиозного позитивизма (впрочем, иной и невозможен по определению). При этом он ясно продемонстрировал, что придание правам человека статуса ценностей ведёт к разрушению и чревато опасными политическими последствиями.

Весьма схожа с германской в этой части и конституционно-правовая доктрина Испании. В качестве некой "метапозитивной" ценности (хотя и с существенными оговорками) интерпретируются основные права в итальянском конституционализме.

Итак: либо основные права ценности подлежат одинаковой правовой защите как в отношениях между гражданами и государством, так и между самими гражданами, либо, в одном случае основные права - это непреходящие вечные ценности, а в другом - субъективные преходящие права. Такова, по Шмитту, нелёгкая ситуация, в которую попадают интерпретаторы конституции в качестве системы ценностей. Одним словом, при атеистическом взгляде на мир никакой "онтологии прав человека" создать оказалось невозможным.

Доктрина прав человека стала несущим элементом политического либерализма, его краеугольным или по крайней мере одним из таких краеугольных камней.


Best regards, Boris

--- Ручка шариковая, цена 1.1.5-021027