Не забудем, не простим

Vadim Jivoderov написал(а) к All в May 05 07:23:14 по местному времени:

=============================================================================
* Forwarded by Vadim Jivoderov (2:5090/29.14)
* Area : RU.POL.OPPOSITION (RU.POL.OPPOSITION)
* From : Wladimir Bulchukey, 2:5020/2065.462 (May 08 2005 13:52)
* To : All
* Subj : Не забудем, не простим
=============================================================================
=== Cut ===
"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" N 63-64 (12681), суббота, 7 мая 2005 г.


НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ


Хранится книжечка из 'Библиотечки красноармейца'
В нашей семье со времен войны хранится маленькая книжечка. Ее
можно положить в нагрудный карман - у сердца. Так эти книжечки
из серии 'Библиотечка красноармейца' и носили солдаты Великой
Отечественной. Первая и последняя страницы не сохранились.
Возможно, этот душераздирающий текст вышел из-под пера Ильи
Эренбурга, а может, его написал другой публицист. Главное, что
очерк был написан кровью и стучал в сердца тысяч бойцов. Сегодня
многие, особенно в Западной Европе, не вполне представляют себе
ужасы Второй мировой. Привыкшие прятать голову в песок говорят,
успокаивая свои нервы: ничего страшного, 'ужасы' - всего лишь
пропаганда, такого просто не могло быть. К этой мысли мы еще
вернемся, а пока читайте, если сможете дочитать до конца.
...Окруженный любовью и заботами, воспитывался советский
ребенок для новых, еще более светлых, еще более прекрасных дней.
Но вот пришел враг. Кровожадный преступник, не отступающий ни
перед чем. Он утопил в крови, испепелил в огне пожаров
счастливое детство советского ребенка.
На нашу землю напал не воинственный солдат, с оружием в руках
идущий на вооруженного противника. В нашу страну вторгся дикий
бешеный зверь, жаждущий крови изверг, насильник, убийца детей.
В нескончаемой чудовищной истории немецких зверств во
временно занятых советских областях самыми мрачными являются
страницы, повествующие о мучениях советских детей. Они навсегда
останутся в памяти советского народа.
Немецкий летчик не высматривал из своего самолета ни военных
складов, ни стратегических пунктов, ни движущихся войск. Для
него было безразлично, что громить, он жаждал лишь убивать,
жаждал сеять ужас и безысходность.
Когда из Львова шли поезда на восток, над железнодорожными
путями снижались немецкие самолеты. Летчик хорошо видел, кто
скопляется на вокзалах в ожидании посадки. Видел женщин и детей,
удалявшихся от линии фронта, уезжавших в глубь страны. Летчик
направлял на них свой пулемет. Стрекочущая смерть неожиданно
обрушивалась на женщин, прижимавших к себе детей, на
перепуганных малюток, прильнувших к материнской груди. Летчик
целился в детские головки, сеял среди детей смерть. Нажимал
рычаг, бомба падала на вагоны, в которых сидели женщины и дети.
Летчик рыскал над дорогами, высматривал жертву. Спускался
низко-низко. Косил из пулемета убегавших по дорогам. На шоссе,
на тропинки под Луцком, под Киевом, под Смоленском падали дети,
дети, уходившие из родных мест, спасавшиеся от бомб. Дети
погибали на дорогах Украины, Белоруссии, России, разорванные в
куски бомбами, пронзенные очередью пулеметов. Но все это было
лишь прелюдией. Вторгшиеся на советскую землю орды убийц вскоре
во всей полноте показали свой злодейский облик.
Занимая деревни, фашисты выгоняли из хат жителей. Женщины с
детьми вынуждены были уходить на тридцатиградусный мороз, на
снег. Им не разрешали брать ни теплой одежды, ни еды. Не
помогали просьбы, не помогали слезы. На все был один ответ:
'Убирайтесь прочь!' А то и хуже: пуля в грудь.
В мороз шли по снегу бездомные люди с детьми на руках. Куда
деваться, где найти приют? В теплых хатах засели немцы, резали
коров, стряпали себе пищу. В мороз шли по снегу женщины с детьми
на руках - шли куда глаза глядят. Грудные дети замерзали на
руках у матерей, замертво падали малютки, бежавшие рядом с ними.
Не хватало сил вырывать могилку в мерзлой земле - не выскребешь
ее ногтями, не согреешь самыми горячими слезами. Снег прикрывал
маленькие трупы, смотревшие в морозное небо широко раскрытыми,
полными детского изумления глазами. На дорогах Украины,
Белоруссии, России - везде, куда удалось проникнуть захватчикам,
вырастали вдоль дорог и тропинок маленькие холмики - детские
могилки.
Немцы отбирали хаты. Отбирали одежду, отбирали
продовольствие. Десятки тысяч людей на Украине, в Белоруссии, в
западных частях России были обречены на голодную смерть. В
первую очередь умирали дети. Угасали на глазах, на висках
выступали голубые жилки, ручки и ножки становились вялыми и
тонкими, лица - прозрачными. Они тихо угасали с немым вопросом в
глазах: 'Почему все это? За что?'
Но убийца не довольствовался тем, что по его вине гибли дети.
Он не шел с ними по дорогам, не видел, как они замерзали в
снегу, как умирали от голода. А убийцу тянет насладиться видом
крови, ему доставляют радость судороги агонии, он торжествует,
глядя на порождаемый им ужас.
И фашистский убийца стократ погружал руки в кровь советского
ребенка. Стократ упивался его страхом, его растерянностью, его
страданиями и муками. Тешился болью и горем матери, отца,
вынужденных смотреть, как гибнут их малютки.
До неистовства, до полного остервенения доходят немцы в тех
местностях, откуда им приходится отступать. Когда они видели,
что не удержаться, что отряды Красной Армии наносят им жестокое
поражение, они в последнюю минуту мстили жителям, превосходя
своим разнузданным изуверством все, что знала до этого времени
история.
Отряды Красной Армии, победоносно продвигающиеся на Запад,
освобождают одни за другими города и села, и перед глазами
красноармейцев открываются картины фашистских преступлений.
В деревне Спас-Помазкино немцы, чувствуя, что им не удержать
своих позиций, начали по обыкновению поджигать хаты. Жители
выбегали из пылающих домов. Из одного дома выскочила женщина с
младенцем на руках. За нею бежали еще трое: десятилетняя
девочка, трехлетний и шестилетний мальчуганы.
Немецкие солдаты увидели убегавшую семью. Меткий выстрел - и
женщина упала в снег. Десятилетняя Зоя выхватила малютку из рук
убитой матери и побежала дальше. С гоготом, с насмешками, с
улюлюканьем следили фашисты, как бегут по снегу дети. Как Зоя с
трудом несет младенца, как трехлетний братишка хватается за ее
платье, как изо всех сил старается поспеть за ними шестилетний.
Переждали некоторое время. И снова выстрел. Обливаясь кровью,
упал шестилетний. Еще один выстрел - затих пронзительный крик
хватающегося за юбку сестренки трехлетнего мальчонки. На
последнем выстреле немец промахнулся - Зоя успела свернуть в
сторону. Она мчалась вперед, невменяемая, ошалелая от ужаса.
Платок свалился с головы, ледяной ветер хлестал в лицо. Она не
чувствовала холода, не понимала, что немецкие солдаты остались
далеко позади. Знала одно - за нею гонится неумолимая, страшная
смерть, в течение трех минут унесшая ее мать и двух братьев.
Надо было какою бы то ни было ценою спасти то единственное, что
осталось - младшенького мальчика, любимца всей семьи. Она не
чувствовала, не знала, что несет на руках под шалью лишь трупик.
Холод, ветер убили малютку.
Красноармейцы подобрали ее, лишившуюся сознания, с
обмороженными ручками и ножками, - она прижимала к сердцу
замерзшее дитя.
Когда немцы поджигали деревню Мясоедово, женщина вынесла из
хаты двоих детей. Закутав малюток в платок, она положила их
возле дома, а сама бросилась спасать из пламени третьего
ребенка. В это время по деревенской улице проходили два немца.
Увидели лежавших возле дома детей. Неподалеку протекала река.
Толстый слой льда покрывал воду, но хищные глаза фашистов
усмотрели прорубь. Они схватили детей и бросили их в зиявшее во
льду отверстие. И прокатился над полями хохот - дикий,
разнузданный хохот убийц, радующихся своему преступлению -
смерти двоих детей, отчаянию матери, которая выбежит из дома и
не найдет своих малюток.
В деревне Плоское немцы истребили семью колхозника Печеерова.
Немецкий офицер застрелил его жену Ольгу. Женщина прижимала к
груди младенца. Быть может, офицер пожалел пули или примененный
им способ убийства доставлял ему большее удовольствие, но он
выхватил кинжал - серебристый, щегольский кинжал - и вонзил его
в тело малютки.
Нет такой смерти, которую немцы постеснялись бы применить к
своим малолетним врагам - советским детям.
Когда в деревне Ксты Калининградской области немецкие палачи
услышали выстрелы советской артиллерии, они приступили к дикой
расправе. Из всего населения деревушки в живых осталась лишь
одна женщина, старая колхозница, которую изверги приняли за
мертвую, когда она лишилась чувств. Остальные обитатели
деревушки погибли мучительной смертью. Мучительной смертью
погибли и все дети.
Немцы врывались в избы и дикими криками выгоняли жителей,
приказывая немедленно отправляться на собрание. Собрание должно
было происходить в сарае на краю деревни.
Женщины чувствовали, что ничего хорошего их не ждет. Но
направленные на них штыки не допускали возражений - надо было
идти туда, куда приказывали фашистские палачи.
Когда все очутились в указанном месте, изверги потребовали,
чтобы женщины с грудными детьми на руках вышли вперед.
Беззащитные женщины стояли, дрожа от страха и холода, ожидая,
что с ними будет. Ждать пришлось недолго. Солдатские руки
протянулись к младенцам. Их вырвали из материнских объятий.
Женщины были вынуждены смотреть, как разъяренные фашисты убивали
прикладами их малюток. Маленькие головки лопались под ударами
прикладов, кровь заливала личики. Некоторое время убийцы
упивались отчаянными криками матерей, затем выстрелы из винтовок
положили предел и их жизни.
Колхозницу Гараеву пригнали к сараю с грудным младенцем на
руках, с двумя малютками, цеплявшимися за ее платье. Гараева
осмелилась заговорить. Любовь к детям превозмогла страх. Она
знала, что ей придется умереть, но ей казалось, что, быть может,
у окружающих ее убийц найдется в сердце хоть искра жалости, что
они оставят в живых детей. Напрасно она умоляла об этом. Фашист
вырвал из ее рук младенца и, схватив за ножки, раздробил ему
голову о столб.
Когда после многочасового боя отряды генерала Акименко заняли
колхоз имени Димитрова, когда еще гремели выстрелы и немцы
поспешно уходили на Запад, к нашим бойцам выбежали колхозницы.
Они держали на руках трупы своих детей - головы их были
размозжены ударами о стволы деревьев, о мерзлую землю. Такую
память оставили после себя уходившие гитлеровцы.
В длинных списках расстрелянных в местностях, откуда наша
армия выгнала немецких бандитов, значатся фамилии не только
малолетних, но и грудных детей. В деревне Самсоновка среди
десятков расстрелянных, в акте, составленном жителями и
политруком отряда, занявшего деревню, имеется лаконичная запись:
'В числе других расстреляны Синяев Витя четырех лет, Синяева
Валя семи месяцев, Васкевич Володя пяти лет'.
В деревне Лоскутовка немцы решили использовать детей для
своих надобностей. Согнали малышей в дом, в котором гитлеровцы
устроили санитарный пункт. Обнажили ручки советским детям -
детям ограбленных, расстрелянных, повешенных колхозников. Врач
брал у них кровь для переливания раненым немцам. Колхозные дети
своею кровью спасали жизнь бандитам. Но не спасли своей. У них
взяли кровь, личики детей побледнели от истощения - никто,
понятно, не позаботился о том, чтобы сохранить жизнь маленьким
донорам. И детям за спасительную их кровь заплатили смертью.
У двухлетней Нади Кузьминой четыре раза брали кровь для
переливания немецким солдатам. Но этого было недостаточно
преступнику, позорящему звание врача. Для пересадки ткани на
раны гитлеровцев он вырезал из тела несчастной маленькой жертвы
десять кусков кожи.

Без конца, без предела можно продолжать этот потрясающий
список немецких злодеяний. С каждой освобожденной деревней, с
каждым освобожденным городом прибавляются все новые подробности.
На украинской, белорусской, русской земле сотни детей пали
жертвами преступников.
Мы знаем, каковы были предшествующие войны. Знаем, что на
войне гибнут люди. Но бандиты в зелено-серых мундирах впервые
показали нам войну, в которой борются с детьми и с грудными
младенцами. Среди документов, свидетельствующих о немецких
бесчинствах в освобожденных местностях, поражают фотографии
замученных, убитых малюток. На снегу лежат обнаженные трупы. На
личиках застыло выражение испуга, боли, невыразимого ужаса. Этим
детям суждено было увидеть самую чудовищную сторону жизни. Они
ни в чем не разбирались, ничего не понимали. Им выпало на долю
стать жертвами гитлеровских злодеяний.
Красноармейцы идут на Запад. На улицах городов и сел они
находят трупы замученных жителей. У груди убитых женщин -
мертвые младенцы. Трупы детей гниют в колодцах. Трупы детей
свалены в кучи в закоулках, в сараях. Мертвые дети брошены в
сараях.
Гнев и ненависть растут в сердцах. У каждого бойца есть где-
нибудь сестренка, братишка, сынок, дочка. Каждый думает об
оставленной дома семье по ту или другую сторону фронта. Но если
даже у красноармейца нет никого из близких - он любит детей, как
любит их всякий советский человек.
Рука матери, отца не поднималась, чтобы шлепнуть непослушное
дитя. И нашлись люди, с холодной жестокостью, с безудержным
садизмом, со звериным самодовольством убивающие любимых,
здоровых, радостно и счастливо росших детей.
Красноармейцы идут на Запад и клянутся беспощадно мстить
убийцам советских детей. Клянутся не поддаваться жалости к
дикому зверю, не останавливающемуся перед тем, до чего не
доходили даже полчища варваров, много веков назад совершавших
набеги на Европу.
Но вся кровь оккупантов не в состоянии смыть этого пятна с
деяний гитлеровских преступников, смерть всех оккупантов не
ослабит в нас память о мучениях советского ребенка.
В больницах Советского Союза в светлых палатах лежат дети,
которым удалось вырваться живыми из рук немецких злодеев. Врач
осматривает их раны, лечит обмороженные ручки и ножки. В детских
домах окружают нежной заботливостью тех, которых преступные руки
фашистов лишили родителей. Сотни сирот нашли семьи, где им
заменят отца и мать.
Маленькую Зою вылечат. Для нее будет семьей весь Советский
Союз. Но сотрется ли когда-нибудь в ее памяти страшный день, в
несколько мгновений лишивший ее матери и братьев, забудется ли
смертельный ужас, который гнал ее, обезумевшую от ужаса, по
деревенской улице с замерзающим братишкой на руках? Кто из этих
детей, чудом уцелевших от злодейских рук немцев, забудет треск
горящей над головой крыши, раскачиваемые ветром на виселице тела
матерей и отцов, с грохотом разрывающиеся в их домах гранаты -
весь ад, который они пережили? Навсегда отнято у них радостное
детство, его беззаботность. Сердца их ранены пережитым горем,
переживаниями, превосходящими меру человеческих сил.
Хлынувшие на нас дикие орды намеревались ограбить нашу землю,
истребить наш народ. Истребить до остатка. Никакая фантазия не
придумает того, на что способны немцы, что делают они на наших
землях. Их уже постигла кровавая расплата. Но этого мало. Ни
один, ни один из тех, который обагрил руки в крови наших детей,
не должен уйти живым!
Пусть у каждого из нас гонит сон с век образ маленькой Зои,
бежавшей под немецкими выстрелами с замерзающим братишкой на
руках! Пусть гонит наш сон, пусть вытравляет у нас покой из
сердца воспоминание о посиневших личиках младенцев, утопленных в
прорубях и колодцах! Пусть неотступно стоят перед нашими глазами
воспоминания о застреленных, размозженных светловолосых и
темноволосых головках!
За поруганную любовь, какой советский человек окружал
ребенка, воздать врагу равной мерой ненависти! За уничтожение
плодов забот и труда, какие советский человек вложил в то, чтобы
дать малюткам радостное, счастливое детство, отплатить врагу,
чтобы он проклял минуту, когда мать произвела его на свет!
Ты склоняешься над колыбелью своего ребенка, женщина из
далекого города, из далекой от фронта деревни нашей Родины. Ты
приходишь домой, где тебя встречает радостный лепет твоих детей.
Помни: сотни таких детей, как твой ребенок, погибли мученической
смертью от рук фашистов. За твоих детей, за их смех, за их
существование борется красноармеец на фронте. Ему ты обязана
тем, что твои дети могут спокойно встречать тебя, когда ты
возвращаешься с работы.
Всю свою любовь ты обязана отдать им, бесстрашным героям,
сражающимся с врагом. Весь свой...

На этом текст обрывается. У советского художника Дементия
Шмаринова есть серия рисунков, посвященная зверствам фашистских
оккупантов в годы Великой Отечественной войны - 'Не забудем, не
простим'. Пришло ли время прощать? Для преступлений против
человечности нет срока давности. Мы не простим и тех, кто в наше
время, установив в России оккупационный режим, выгнал тысячи
детей на улицу, посадил их на иглу, споил разрекламированным
пивом, отдал их педофилам, продал заграничным садистам, отправил
их органы на трансплантацию. Тех, кто делал детей заложниками,
взрывал их и расстреливал в упор.
А теперь - о 'пропаганде'. Только слепец (или современный
российский либерал) может сказать, что немцы, многие века
славившиеся своей цивилизованностью и традициями дома, семьи, не
могли творить такие зверства. Могли, потому что начались
германские зверства еще раньше - во всяком случае в ХХ веке во
время Первой мировой войны. Этому тоже не все верили. В 1914-м,
протестуя против лживых, по их мнению, обвинений Германии в
военных преступлениях, 93 немецких профессора и интеллектуала
написали обращение к цивилизованному человечеству. Славя
германскую культуру, они заявляли: 'Неправда, что мы преступно
нарушили нейтралитет Бельгии... Неправда, что наши войска с
жестокостью разрушили Лувэн'. Во Вторую мировую к уничтоженному
бельгийскому Лувэну прибавились французский Орадур, чешское
Лидице, белорусская Хатынь, сотни российских городов и сел...
Еще в первой трети XIX века прусский военный теоретик Клаузевиц
провозгласил 'доктрину устрашения'. К 1930-м годам она
дополнилась идеей 'германского сверхчеловека', которому
дозволено все. Страшная вещь - комплекс превосходства,
национальная и расовая гордыня. 'Мы - культурная нация, мы
целомудренны и добродетельны в отличие от развратных французов,
мы деловиты и пунктуальны в отличие от разгильдяев-славян', -
рассуждали миллионы немцев. Они возомнили себя расой господ,
стремились захватить жизненное пространство, уничтожив миллионы
'недочеловеков' и превратив остальных в рабов.
Идеи национального превосходства не умерли в 1945 году.
Сегодня многие в Прибалтике считают, что не было ни Освенцима,
ни Саласпилса. В том смысле, что не было лагерей смерти, были
будто бы лишь лагеря трудового перевоспитания. Эти господа (и
дамы) считают себя очень умными, но не замечают по своей
ограниченности, что из-под их масок 'цивилизованных европейцев'
торчат фашистские уши. Потому что кого, с их точки зрения нужно
было перевоспитывать? Да уж не 'идеальных' прибалтов, а евреев,
которые бегали от тяжелой работы со времен египетских фараонов,
поляков, этих веселых нищих, русских, этих тупых и грязных
свиней... Одна прибалтийская мегера шипела автору этих строк:
'Ты - русский Вася, а я - человек высшей расы - латышка!'
Парадокс был в том, что она была маленькая, черненькая,
страшненькая, а я - высокий, стройный, светловолосый... Сегодня
чернокудрые и белокурые прибалтийские бестии рукоплещут
седовласым бестиям из латышского легиона СС, унижают
русскоязычных детей, мешая им учиться на родном языке. Они бы и
убивали детей, как их духовные, точнее, бездуховные братья в
1940-е. Только сделать это сегодня гораздо сложнее, потому что
мир все-таки изменился: благодаря Великой Победе в самой
страшной войне из всех, которые знало человечество.



Материал подготовил Сергей МАКИН.
=== Cut ===
-+- GoldED+/DPMI32 1.1.5-30512
+ Origin: За Победу! (2:5020/2065.462)
=============================================================================

Нello, All !

--- GoldED+/W32 1.1.5